Америка 25. Интеллигенция
У меня приключились небольшие дебаты с прозарусами Игорем Олиным, Фарби, Владимиром Павловым и Феликсом Ветровым о роли и действенности российской интеллигенции. У меня к ней отношение не очень.
Я отстал от текущих событий в России, интересно написать об американской интеллигенции и ее роли в обществе. Это я немного знаю.
1. Надо сказать для начала, что понятия «интеллигенция» в США нет. Это какое-то немного устаревшее европейское: когда-то были рабочие, крестьяне, буржуазия, неработающие классы и «прослойка» интеллигенции. К ним относили бородатых профессоров, солидных писателей, литературных критиков, людей искусств. В совковое время появилась «техническая интеллигенция» – косноязычное мурло иногда грамотное.
2. В задачу интеллигенции входило формирование общественного мнения. В России оно практически мало влияло на государство, а в Европе – весьма. Выборные власти от него зависели.
3. Конституция США ввела понятие СМИ как независимый контролирующий государство механизм. В первую очередь – пресса в то время. Затем к ней присоединились радио, кино и телевидение. Сейчас интернет вытесняет их по значимости.
4. Конституционная задача СМИ не дать выборным органам разгуляться, быстро провороваться. Отцы нации осознавали слабость человеческой натуры, дорвавшейся до власти и общественных денег. СМИ непрерывно проверяют их на вшивость – так называемая «открытая» система правления нацией.
5. Интеллигенцию, как прослойку общества, в США, мне кажется, выделить трудно. Каждый занят своим делом – журналист, писатель, киношник. Но ни один из них не рассматривается как интеллигент. Он может им быть в российском понятии, или нет. Сегодня он страховой агент, а завтра – поэт-лауреат страны.
6. Формирование общественного мнения независимыми СМИ считается в США обязательным для существования современного государства. Нет независимых СМИ – прямой путь к диктатуре. Всё время подчеркивается НЕЗАВИСИМОСТЬ СМИ. Политизированные СМИ теряют свою значимость в развитом обществе, становятся придатком, купленной прессой.
7. В развитом обществе обязательно возникают всевозможные точки зрения, тенденции, мнения и прочии вариации. Их пропагандируют столь же разнообразные СМИ. Причем, спектр этих точек зрения необычайно широк от самых, казалось бы, смехотворных с одного края до столь же дурковатых с другого.
8. Все мнения и точки зрения, независимо от смехотворности, имеют право на жизнь до тех пор, пока не отмирают естественным путем. Они создают рамку общественного мнения, в котором консенсус лежит где-то в середине. Вот заполучить эту среднюю часть общественного мнения и стараются политики. Середняки составляют порядка 40% населения.
9. Политизированные, то-есть, поддерживающие одну из партий, группировки с обоих сторон спектра представляют каждая по 20% населения. То-есть, это те, кто имеют четкое мировоззрение и политические наклонности. Их среда тоже неоднородна и идет внутренняя борьба за выражение конценсусного мнения этой группы.
10. Современное общество не может существовать без постоянной борьбы идей. Только великие, вроде Гитлера, Сталина и Муссолини четко видели будущее своих стран. Более того, то что происходит сегодня воспринимается от «какой ужас» до «лучше не бывает». Реальная действительность определяется концесуом борьбы противоположных мнений.
11. В США для этой цели возникли несколько некоммерческих неправительственных организаций, живущих на гранты всевозможных фондов. Государство никоим образом на них влиять не может. Часть из них имеет консервативный уклон, другая – либеральный. Выступления специалистов из «Херитадж Фаундейшн» и подобных необычайно интересны. Специалисты в них исследуют внутренние и международные проблемы. Значительно влияют на общественное мнение.
12. Правительственные администрации используют доклады этих фондов для формирования политики.
13. Как складываются наиболее влиятельные независимые СМИ? Конкурентная борьба между газетами, например, привела к необычайной популярности нескольких изданий: «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост», «Волл Стрит Джорнал», журнала «Таймс» и нескольких других.
14. Десятки лет «Нью-Йорк Таймс» определял мнение значительной части населения, вот этого середняка. Хотя в газете выступают журналисты с мнениями полного спектра. Это привело к процветанию газеты и огромной редакции, где до сих пор работают мирового класса журналисты и специалисты вплоть до Нобелевских лауреатов. К мнению известных всему миру, вроде Тома Фридмана или экономиста Пола Клугмана, прислушивается весь мир. Каждая статья, уже не говоря о книгах Фридмана – событие, которое обсуждается, цитируется и во многом определяет мнение более либеральной части населения.
15. «Вашингтон Пост» тоже весьма влиятелен, но имеет несколько консервативный уклон. На обсуждение важных событий на телевидении обязательно приглашают журналистов из обеих изданий.
16. Телевидение – самое влиятельное из СМИ. Интересно то, что через ТВ складывается мнение студенчества и вообще молодежи. Сейчас комики Джон Стюарт и Стивен Кобер формируют мнение студенчества и молодежи. Они вошли в список 100 наиболее влиятельных людей мира.
17. Борьба за молодежь, за ее мнение, идет непрерывно. Все прекрасно понимают, что молодые определят судьбу государства завтра.
18. Рабочий класс и народ попроще слушают радио в машинах по дороге на работу и назад. Примитивную консервативную точку зрения выражает необычайно популярный радиокоментатор Раш Лимбо. Его влияние настолько значительно, что Республиканская партия озабочена, что он станет ее рупором и оттолкнет грамотную консервативную часть населения.
19. На ТВ огромным влиянием пользуется Опра Винфри – черная простая девушка, ставшая голосом женщин, как черных, так и разноцветных. Она в основном разбирает человеческие отношения, рекоммендует простые книги, средства для похудания и пр. Сейчас у нее целая империя с товарами, журналами, продуктами и пр. Ее рекоммедация Барака Обамы определенно помогла ему, склонив к нему голоса женщин.
20. Конечно огромна роль ТВ ведущих. Невольно выбираешь того, кому веришь в передачах политических или новостях. Все эти люди – журналисты и материал пишут для себя. Некоторые из них вошли в американскую историю беспримерным доверием к ним массового зрителя. В 50-е годы это был великий Эд Мурроу единолично выступивший против всесильного сенатора МакКарти, председателя Комитета по расследованию анти-американской деятельности (маккартизм). Это решило судьбу сенатора и комитета.
21. До него, кстати, был другой радио и ТВ журналист Волтер Кронкайт – начавший во время Второй мировой, слово которого до 90-х годов воспринималось на вес золота. Его персональное влияние на американскую политику огромно. Своей позицией против войны во Вьетнаме, он начал антивоенное движение и определил судьбу Президента Джонсона.
22. За восемь лет президентства Буша американские СМИ значительно потеряли свое влияние. Произошла резкая политизация прессы – часть стала рупором бушевских консервативных республиканцев и поддержала войну в Ираке, другая выступила против и выражала оппозицию Демократов. Такая политизация совершенно неприемлима в демократическом обществе. Разочарованная нация шарахнулась в поисках альтернативы. Начался поток газетных банкротств.
23. Независимым остался Паблик Бродкастинг Систем – радио и телевизионная корпорация, большей частью финансируемая зрителями и слушателями. Сейчас ее влияние значительно возросло. Эта ТВ программа идет без рекламы и ориентирована на думающего зрителя. То-есть, Голливуда нет.
24. Интернет внес хаос в формирование американского общественного мнения. Масса мнений и подозрительного фактического материала. Как обычно, бешеная конкуренция постепенно выделяет наиболее надежные источники, заслуживающие доверия. Все газеты и журналы вышли на интернет с успехом на разном уровне.
25. Во всем этом шебуршании как-то не видно интеллигенции. Никого не интересует профессорское звание или уровень образования. Хотя и такие есть тоже. Лет десять назад на ТВ проводились потрясающие дебаты между Вильямом Бакли, идеологом консерватизма, и профессором Чомским – крайне либеральным товарищем. Чомский – лингвист с мировым именем. Бакли – из богатой семьи, неудачный концертный пианист. На их дебаты приглашались сенаторы, конгрессмены и пр. предпочитавшие помалкивать.
26. Революционная перестройка нации, которая идет сейчас в США, конечно же создаст новые, более эффективные СМИ.
27. Положение писателя в США как-то совсем не похоже на российское. Если в России на писателя смотрят, как на гуру, вестника будущего что ли, определяющего характер и настроение нации, в США этого нет. Хотя писателей несравненно больше, чем в России, книги издаются миллионами, и читают очень много.
28. Биллетристика, особенно роман, свою значимость потерял. Читают в основном мукулатуру для женщин, для молодых девушек, спортивной молодежи, дешевую фантастику, религиозную, для любителей заговоров, шпионскую и т.д.
29. Мечта писателя заработать на экранизации на ТВ или в Голливуде. Тогда он получает известность.
30. А мировоззрение нации, во всяком случае, думающей ее части, определяет крайне живая литература журналистского типа, то-есть, книги издаваемые буквально через пару месяцев после случившихся событий. Например, о текущем финансовом кризисе издана целая библиотека книг, рассматривающих случившееся со всевозможных точек зрения. Их пишут и профессиональные писатели и журналисты, и экономисты, банкиры и т.д.
31. Президент американской компании, политический деятель, профессионал в любом деле обязан писать на очень высоком уровне, доходчиво, понятно для непосвященных и быстро. Искусству писания обучают во всех университетах в качестве ведущего предмета.
32. Я читаю практически только специальную литературу. Будь то физика, психиатрия или экономика книги написаны по свежайшему материалу, доходчиво и с минимальным применением специальной терминологии. Очень сжато. Читается без словаря.
33. После американской специальной литературы читать русских нудящих профессоров невозможно. Они до сих пор жуют 19-й век и дебатируют Столыпина.
34. Можно без сомнения сказать, что интеллект Америки направлен в будущее. Нация прекрасно осознает переходность, временность сегодняшнего дня. Какой выйдет страна из текущего кризиса, каким станет меняющийся мир через год, пять, десять лет? Полно книг по анализу столетия и меняющейся роли США в мире.
35. Копание в старье – дело университетских профессоров, мало кого это интересует. Что будет завтра – вот в чем вопрос.
Подпись под картинкой: «Мы, молодые блохи, требуем большего влияния в управлении этой собакой!»
ИТАЛЬЯНСКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ
ИТАЛЬЯНСКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ
История нации и история культуры (европейской и мировой). Деятельность представителей правящего класса за пределами Италии, так же как и деятельность современной эмиграции, не может рассматриваться в рамках национальной истории в отличие, например, от деятельности аналогичных элементов при других условиях. Класс одной страны может оказаться на службе у другой страны, сохраняя исконную связь со своим народом и государством, благодаря которой родина оказывает на него политическое влияние. Было время, когда миссионеры и духовенство несли с собой в страны Востока французское влияние, хотя только часть из них была французского происхождения, что объясняется международными связями, существующими между Францией и Ватиканом. Генеральный штаб одной страны занимается формированием вооруженных сил другой страны, используя для этого своих военных специалистов, которые при этом отнюдь не утрачивают своей национальности. Интеллигенция одной страны оказывает влияние на культуру другой страны, руководит этой культурой и т. д. Рабочие-эмигранты переселяются в другую страну, не выходя из-под прямого или косвенного влияния своего собственного экономического и политического правящего класса. Сила экспансии и политическое влияние нации определяются не деятельностью отдельных личностей, а тем фактом, что эти личности являются органичными и сознательными выразителями интересов национального социального блока. Если этого нет, то речь может идти лишь о явлениях, имеющих определенное культурное значение и представляющих собой сложные исторические процессы: примером может служить Италия, которая на протяжении нескольких веков «поставляла» со своей территории ведущих космополитических деятелей и отчасти продолжает это делать до сих пор, ибо верхушка католической церкви состоит главным образом из итальянцев. В ходе истории эта международная функция Италии стала причиной ее национальной и государственной ослабленности: развитие национальных дарований способствовало удовлетворению не национальных, а международных потребностей, поэтому, с точки зрения национального блага, процесс технической специализации интеллигенции пошел неестественным путем, ибо был направлен на организацию промышленной деятельности и отдельных ее видов не в рамках национального сообщества, а в масштабе сообщества более широкого, стремившегося «поглотить» итальянские национальные кадры и т. д. Мысль, требующая подробного и точного анализа.
Иностранная интеллигенция в Италии. Для славянского мира посмотреть: Этторе Ло Гатто, «Италия в славянских литературах» (выпуски 16 сентября, 1 октября, 16 октября «Нуова антолоджиа»). Помимо чисто литературных отношений, определяемых книгами, есть много указаний на эмиграцию итальянских интеллигентов в различные славянские страны, особенно в Россию и в Польшу, и на их значение как деятелей местной культуры.
Следует рассмотреть, или по крайней мере упомянуть, еще одну сторону космополитической деятельности итальянской интеллигенции: Италия привлекала в свои университеты иностранных студентов и ученых, приезжавших с целью усовершенствования. В этом явлении иммиграции зарубежной интеллигенции в Италию следует различать два аспекта: иммиграция, цель которой – ознакомление с Италией как со страной-музеем, дающей знания об истории прошедших веков; такая иммиграция существовала всегда и продолжается до сих пор с большей или меньшей интенсивностью в разные периоды; и иммиграция с целью овладеть живой итальянской культурой под руководством современной итальянской интеллигенции: именно этот вид иммиграции иностранных интеллигентов должен стать предметом исследования. Почему и как произошло, что итальянцы начали эмигрировать за границу, а иностранные интеллигенты перестали приезжать в Италию? (Исключение составляет церковная интеллигенция, ибо ее обучение по-прежнему происходит в Италии, и до сих пор находятся желающие приехать сюда с этой целью, тут следует учитывать, однако, что римский центр приобрел относительно интернациональный характер.) Этот исторический момент имеет огромное значение; другие страны развивают свое национальное сознание и стремятся создать национальную культуру, средневековый космополитизм растворяется, территория Италии перестает быть центром международной культуры, но сами итальянцы не обретают национального сознания и итальянская интеллигенция продолжает заниматься космополитической деятельностью, отрываясь от своей земли и обосновываясь за границей.
Национальная слабость правящего класса. До Французской революции, т. е. до того, как в Италии образовался национальный правящий класс, представители итальянской технической интеллигенции и руководящие кадры эмигрировали за границу и там вносили свой вклад в развитие европейских государств. После того как возникла национальная буржуазия и капитализм пришел к власти, началась эмиграция рабочего населения, которая способствовала росту прибавочной стоимости на предприятиях иностранных капиталистов: таким образом, слабость правящего класса всегда отрицательно сказывалась на развитии страны. Она явилась причиной отсутствия чувства дисциплины в итальянском народе, из-за нее Италия осталась страной муниципальной и не достигла более высокого уровня объединения, а итальянская экономика оказалась не в состоянии вернуть обратно эмигрировавшую рабочую силу, большая часть которой уехала навсегда, примкнув к другим нациям, и попала в зависимое положение 76 *.
Закат космополитической роли итальянской интеллигенции. Видимо, период упадка космополитической деятельности итальянской интеллигенции совпадает с временем расцвета авантюрных похождений XVIII века: наступает момент, когда Италия перестает поставлять в Европу специалистов, возможно это происходит потому, что в других странах появляется своя специализированная интеллигенция, а возможно и потому, что после XVI века в Италии рождается все меньше дарований, и теперь за границу в «поисках удачи» отправляются мошенники, на которых работает традиция. Эта проблема требует изучения и конкретизации.
Личности и нация. В дополнение к вопросу о национальной гордости, связанной с изобретениями отдельных гениальных личностей, чьи открытия не нашли, однако, применения или не получили признания в их родной стране, можно сказать следующее: изобретения и открытия могут оказаться, и действительно часто оказываются, случайными, более того – отдельные изобретения могут быть связаны с культурными и научными течениями, зародившимися и получившими свое развитие в других странах, у других наций. Поэтому изобретение или открытие может считаться не случайным и не индивидуальным, а национальным, в том случае если изобретатель безусловно и самым тесным образом связан с организацией культуры, имеющей национальный характер, или же если изобретение совершенствуется, находит применение и получает развитие во всех возможных направлениях с помощью культурной организации родной страны изобретателя. Вне этих условий оказывается лишь «расовый» элемент, сущность которого неясна и может оспариваться любой страной и который в конечном итоге сливается с понятием так называемой человеческой природы. Таким образом, «национальной» может считаться такая личность, которая является продуктом конкретной национальной действительности, либо личность, стоящая у истоков определенного периода практической или теоретической активности нации. Следует также подчеркнуть, что новые открытия, не нашедшие себе применения, не обладают ценностью: «оригинальность» заключается не только в том, чтобы «сделать открытие», но и в том, чтобы его «углубить», «развить», «сделать достоянием общества», т. е. превратить в элемент всеобщей культуры: именно здесь начинает действовать коллективная национальная энергия, которая образуется из совокупности внутринациональных связей.
Итальянские военные специалисты и итальянское военное искусство. Во время войны между Испанией и Фландрией в конце XVI века 79 значительную часть военно-технического персонала и инженерных войск составляли итальянцы. Среди них были такие знаменитые полководцы, как Алессандро Фарнезе герцог Пармский, Рануччо Фарнезе, Амброджо Спинола, Пачотто да Урбино, Джордже Баста, Джамбаттиста дель Монте, Помпео Джустиниано, Кристофоро Мондрагоне, и многие другие, менее известные. Укрепления в городе Намюр были построены двумя итальянскими инженерами: Габрио Серпеллони и Шипионе Кампи 80 *, и т. д. (См. «Генерал итальяно-албанской кавалерии Джордже Баста» Эудженио Барбариха в «Нуова Антолоджиа» от 16 августа 1926 г.).
В этом исследовании о космополитической функции культурных слоев итальянской нации обязательно нужно учесть вклад военных специалистов, деятельность которых всегда носила более «национальный» характер. Этот вопрос влечет за собой другие: как формировались военные качества? Буржуазия коммун была, в известном смысле, военного происхождения, ибо ее классовая организация была изначально военной и она сумела прийти к власти благодаря своей военной функции. Эта военная традиция исчезает после ее прихода к власти, т. е. после того, как коммуна аристократическая превращается в коммуну буржуазную. Как это происходит и почему? Как и из кого формируются наемные войска? Каково было социальное происхождение большинства кондотьеров? Мне кажется, они были из обедневших аристократов, но из какой именно аристократии? Феодальной или финансовой? И т. д. Как появились эти полководцы в конце XVI века и в последующие века? И т. п.
Разумеется, тот факт, что итальянцы приняли активное участие в войнах Контрреформации, имеет важное значение, но воевали ли они и на стороне протестантов? Не следует путать деятельность военных специалистов с той ролью, которую сыграли, например, швейцарцы в качестве военных наемников, или немецкие рыцари во Франции (reitres) 81 , или шотландские стрелки в той же Франции, потому что Италия дала не только военных специалистов, но и военных инженеров, политиков, дипломатов и т. д.
Барбарих (думаю, что сейчас он уже генерал) заканчивает свою статью о Баста такими словами: «Сорокалетняя практика участия в военных походах во время ожесточенных войн во Фландрии, Франции и Трансильвании помогла Джордже Баста на деле блестяще доказать правильность своей четкой и ясной теории, которая затем была взята на вооружение Монтекукколи. Сейчас настал момент, когда история требует, чтобы мы вспомнили об этом и упорно пропагандировали наши традиции, свидетельствующие об очевидном и безусловном превосходстве итальянского военного искусства в больших современных армиях».
Можно ли, однако, в данном случае говорить об итальянском военном искусстве? С точки зрения истории культуры, может быть, и небезынтересно знать, что Фарнезе был итальянцем, Наполеон – корсиканцем, а Ротшильд – евреем, но исторически их индивидуальная деятельность осуществлялась в масштабах того государства, к которому они поступили на службу, или в том обществе, в жизни которого они принимали участие. Пример евреев может помочь правильно оценить деятельность этих итальянцев, но лишь отчасти: на самом деле у евреев было гораздо сильнее развито чувство нации, чем у этого типа итальянцев, в их деятельности всегда присутствовала забота о судьбе нации, чего нельзя сказать об итальянцах. О национальной традиции можно говорить тогда, когда гениальная личность активно, т. е. политически и социально, участвует в жизни нации, к которой эта личность принадлежит 82 , когда она влияет на свой народ и формирует в его среде движение, которое и порождает традицию. Разве существует такого рода связь между Фарнезе и сегодняшней Италией? Преобразования, нововведения, изобретения, появившиеся в военном искусстве благодаря итальянским военным специалистам, являются достоянием французской, немецкой или австрийской традиции, в Италии же они стали номерами в картотеке.
Политическая эмиграция в средние века. В какой степени расселение по всей Европе выдающихся и заурядных итальянских деятелей (но обладающих известной силой характера) было результатом внутрикоммунальной борьбы между фракциями, т. e. результатом политической эмиграции? Это явление продолжало существовать и во второй половине XIII века: борьба внутри коммун, приводящая к эмиграции побежденных фракций, борьба против княжеств, элементы протестантизма и т. д., вплоть до 1848 года, в XIX веке эмиграция приобретает новые черты, так как изгнанники становятся националистами и не желают ассимилироваться в тех странах, куда они иммигрируют (правда, не всевспомним Антонио Паницци, ставшего директором Британского музея и английским баронетом). Это обстоятельство следует учитывать, хотя оно, конечно, не является решающим.
Следует иметь в виду, что был и такой период, когда итальянские государи выдавали своих дочерей за иностранных правителей, и каждая новая королева итальянского происхождения увозила с собой за границу определенное число итальянских литераторов, художников, ученых (во Францию – Медичи, в Испанию – Фарнезе, в Венгрию и т д.) и, взойдя на трон, становилась центром притяжения.
Все эти факты должны быть изучены, и должно быть четко определено их значение, для того чтобы можно было установить, какова их роль в явлении эмиграции. В статье «Петрарка в Монпелье», опубликованной в «Нуова Антолоджиа» 16 июля 1929 года, Карло Сегре вспоминает, как сэр Петракко, изгнанный из Флоренции и поселившийся вместе с семьей в Карпентрасе, пожелал, чтобы его сын Франческо учился в Университете в Монпелье и изучал право. «Такое решение, судя по всему, было самым разумным, ибо в те времена правители и муниципальные правительства в Италии и на юге Франции испытывали сильную нужду в юристах, которых они использовали как судей, магистратов, послов и советников, не говоря уже о том, что юристы имели возможность заниматься частной практикой, делом менее почетным, но зато выгодным для тех, кто обладал соответствующей расторопностью». Университет в Монпелье 83 был основан в 1160 году юрисконсультом Пиачентино, который получил образование в Болонье и привез в Прованс методы преподавания Ирнерия (но был ли итальянцем этот Пиачентино? В таких случаях всегда требуется проверка, потому что итальянские имена могут оказаться прозвищами или итальянизированными иностранными именами). Многих итальянцев приглашали за границу организовывать университеты по образцу болонского, павийского и т. п.
КАПИТАЛИЗМ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА. Творческая интеллигенция в США: БЕДСТВЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
В ПРОЕКТЕ федерального бюджета США на 1985 финансовый год доля Национального фонда искусств и гуманитарных наук составляет 143,8 млн. долл. – менее 0,02 проц. бюджета. Еще меньше средств выделяется на эти цели в бюджетах американских штатов. На съезде калифорнийской конфедерации искусств в прошлом году отмечалось, что на искусство, культуру и помощь творческим союзам местные власти ассигнуют из расчета на душу населения штата всего 35 центов в год.
“Большинство представителей творческой интеллигенции, – пишет известный публицист Д. Нетцер в книге “Оплаченная муза”, – считает, что примерно 300 млн. долл., которые в целом по стране, с учетом федеральных субсидий и местных отчислений, выделяются на развитие искусств, – скандально маленькая сумма”.
Однако даже эти средства почти не доходят до тех, кто в них остро нуждается. Практическая деятельность Национального фонда искусств и гуманитарных наук подтверждает, что это учреждение создавалось и используется прежде всего в целях финансирования внешнепропагандистских программ правительства. Львиная доля субсидий из фонда достается тем коллективам, которые обычно привлекаются для экспорта американской культуры и искусства или представляют своего рода художественную витрину США внутри страны. Так, в бюджете 30 ведущих американских некоммерческих театров, писал “Ньюсуик”, доля федеральных средств не превышает 4,6 процента. На провинциальные театры благосклонность вашингтонских “попечителей” практически не распространяется.
Потребительский подход к искусству в США определяет положение, по существу, всей творческой интеллигенции. Художественные коллективы и отдельные актеры постоянно зависят от конъюнктуры и прихотей тех, кто “заказывает музыку”.
В конце прошлого года в бедственном положении оказалась Сан-Францисская опера, считающаяся одной из лучших в стране. В связи с острыми финансовыми затруднениями труппа была вынуждена резко сократить программу будущего сезона, отменить ряд готовящихся постановок, отказаться от многих гастрольных поездок, заморозить зарплату административному и обслуживающему персоналу.
Администрация оперного театра обратилась за помощью к федеральным и местным властям, однако получила отказ. Поэтому в течение трех дней по одной из местных радиостанций постоянно транслировали оперные арии, симфонические произведения, беседы об искусстве, перемежавшиеся призывами жертвовать средства в поддержку оперного театра.
В таком же отчаянном положении оказался недавно широко известный Оклендский симфонический оркестр и два других ведущих художественных коллектива Окленда, которым было нечем выплачивать зарплату административному персоналу. И вновь власти отказали художественным коллективам в своей поддержке.
Согласно данным профсоюза артистов и деятелей искусств Америки, сообщала газета “Сан-Франциско кроникл”, среднегодовая зарплата многих театральных работников вдвое ниже суммы, официально признанной “чертой бедности”. В ряде мест положение еще хуже. В докладе, подготовленном отделением Калифорнийского университета в Лос- Анджелесе, указывается, что более 80 проц. членов профсоюза артистов и деятелей искусств в этом крупнейшем городе западного побережья США постоянно не имеют работы.
Меткую характеристику положению творческой интеллигенции в США дал недавно художественный критик газеты “Сан-Франциско кроникл”. “Восхищаясь произведениями искусства, – писал он, – мы зачастую не принимаем во внимание прозаической стороны жизни людей, которые их создают, постоянное пребывание художника, артиста на грани нужды. Творческий процесс, сведенный к тому, чтобы сохранить себя духовно и физически, имеет мало общего с художественным самовыражением. Возможно, приятно сознавать, что тебе может повезти. Однако для большинства людей, наделенных талантом, это просто неосуществимо. Многие из них с трудом держатся на поверхности и чаще всего отказываются от своего истинного призвания ради того, чтобы просто выжить”.
Многие американские деятели искусства с тревогой говорят об углубляющемся кризисе культурной жизни своей страны, который скрывается за ее показной, рекламной шумихой.
Есть ли интеллигенция в Америке?
Поделиться:
Конечно, есть. Я убеждаюсь в этом постоянно, и не только потому, что работаю в университете. Интеллигенция — это интеллектуально и социально активная часть населения, причем интеллектуальное и социальное взаимосвязаны. Образцы российской интеллигенции — А. Сахаров, С. Аверинцев, Д. Лихачев, В. В. Иванов, А. Вознесенский. Им типологически близки представители интеллигенции американской — Н. Мейлер, С. Зонтаг, Н. Хомский, Боб Дилан, Б. Гейтс, С. Брин, М. Цукерберг. Ученые, исследователи, открыватели, строители, бизнесмены, объединенные тем, что их работа имеет не только профессиональное, но и социальное и этическое измерение. Поэтому никак нельзя согласиться, что интеллигенция — чисто русское явление. Интеллигент — это мыслящий человек, для которого мышление связано с гражданским действием и моральной ответственностью. В США огромное число интеллигентов именно в этом смысле слова, гораздо больше, чем в любой другой стране мира. Усилиями и энтузиазмом американской интеллигенции создается масса общественных, образовательных, инновационных, филантропических организаций, действующих на добровольных началах.
По оценке социолога Ричарда Флорида, автора термина “творческий класс” (“creative class”), к нему принадлежит уже порядка 30-40% американского общества, 40-50 миллионов. Они-то и составили костяк клинтоновского электората. И их кандидат получил наибольшее число голосов на национальных выборах, хотя и проиграл по числу выборщиков от штатов.
Можно ли заменить понятие “интеллигенции” на “интеллектуальную элиту”? Сам по себе интеллектуал — еще не интеллигент, если его мышление замкнуто профессиональными рамками, если он прекрасный программист, физик, банкир или актер, но до всего остального, что относится к смыслу жизни и судьбам общества, ему нет дела. Интеллигент — это интеллектуал, выходящий за рамки своей профессии, “public intellectual”, как говорят в США. Интеллигентность — это нравственный и гражданский запрос на свободу мысли.
У русской интеллигенции — особая, страдальческая судьба. Веками она плющилась между молотом власти и наковальней народа и поэтому нередко предавала свое назначение, отрекалась от свободной мысли в пользу “сермяжной правды”, “темной силы”, “труда со всеми сообща и заодно с правопорядком” (Пастернак). Никто так не поносил интеллигенцию, как она сама себя:
А сзади, в зареве легенд,
Дурак, герой, интеллигент
В огне декретов и реклам
Горел во славу темной силы,
Что потихоньку по углам
Его с усмешкой поносила
За подвиг, если не за то,
Что дважды два не сразу сто.
А сзади, в зареве легенд,
Печатал и писал плакаты
Про радость своего заката.
Пастернак, “Высокая болезнь”
Оттого у некоторых просвещенных людей сегодня (см. дискуссию вокруг предыдущего поста) возникает искушение отречься от “скомпрометированного” понятия “интеллигент” и заменить его “интеллектуалом”. Да, интеллигенция не может обойтись без интеллектуальной свободы и честности. Но не может ею и ограничиться, поскольку интеллигентность — это еще и готовность пострадать за истину, претерпеть гонения, соотнести идею с личным опытом и судьбой. Именно сейчас, когда американскую “интеллектуальную элиту” постигло страшное разочарование, когда ей приходится вкушать горчайшие плоды демократии, она в большей степени, чем когда-либо раньше, может стать интеллигенцией в российском смысле этого слова.
Вот как завершает свою статью об итогах выборов Дэвид Ремник, редактор “Нью-Йоркера”, долгие годы проработавший московским корреспондентом “Вашингтон пост”: “Вчера поздно вечером, когда поступали результаты из последних штатов, мне позвонил друг — глубоко опечаленный и терзаемый страхом конфликта, войны. Почему бы не уехать из страны? Но отчаяние — это не ответ, не решение проблемы. Сражаться с авторитаризмом, разоблачать ложь, бороться достойно и ожесточенно во имя американских идеалов — это все, что остается. То есть, единственное, что нужно делать”.
Эта меланхолия, сомнение, саморефлексия в сочетании с решимостью действовать — и есть родовое свойство интеллигенции в лучшем смысле этого слова. Надеюсь, американская интеллигенция, хотя бы в силу своей многочисленности, окажется исторически сильнее и удачливее, чем российская и советская. Все-таки Трамп — это не самодержавие и не диктатура пролетариата. Но сейчас американские интеллектуалы, ощутив небывалую раньше враждебность новой власти и избравшего ее демоса, вынуждены будут все больше самоопределяться граждански, этически — т.е. становиться интеллигенцией. Первое дело мыслящего человека — превращать мысль в способ действия, а не обслуживать низменные инстинкты масс или пропагандистские запросы верхов. Это и есть задача интеллигенции, лат. intelligentia — мыслительной силы, персонифицированной в граждански активном социально-профессиональном слое. Поэтому, на мой, взгляд, лучше не отказываться от понятия “интеллигенция”, а быть достойным того смысла, что изначально в нем заключен.
Итальянская интеллигенция в США
ИТАЛЬЯНСКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ
Деятельность представителей правящего класса за пределами Италии, так же как и деятельность современной эмиграции, не может рассматриваться в рамках национальной истории в отличие, например, от деятельности аналогичных элементов при других условиях. Класс одной страны может оказаться на службе у другой страны, сохраняя исконную связь со своим народом и государством, благодаря которой родина оказывает на него политическое влияние. Было время, когда миссионеры и духовенство несли с собой в страны Востока французское влияние, хотя только часть из них была французского происхождения, что объясняется международными связями, существующими между Францией и Ватиканом. Генеральный штаб одной страны занимается формированием вооруженных сил другой страны, используя для этого своих военных специалистов, которые при этом отнюдь не утрачивают своей национальности. Интеллигенция одной страны оказывает влияние на культуру другой страны, руководит этой культурой и т. д. Рабочие-эмигранты переселяются в другую страну, не выходя из-под прямого или косвенного влияния своего собственного экономического и политического правящего класса. Сила экспансии и политическое влияние нации определяются не деятельностью отдельных личностей, а тем фактом, что эти личности являются органичными и сознательными выразителями интересов национального социального блока. Если этого нет, то речь может идти лишь о явлениях, имеющих определенное культурное значение и представляющих собой сложные исторические процессы: примером может служить Италия, которая на протяжении нескольких веков «поставляла» со своей территории ведущих космополитических деятелей и отчасти продолжает это делать до сих пор, ибо верхушка католической церкви состоит главным образом из итальянцев. В ходе истории эта международная функция Италии стала причиной ее национальной и государственной ослабленности: развитие национальных дарований способствовало удовлетворению не национальных, а международных потребностей, поэтому, с точки зрения национального блага, процесс технической специализации интеллигенции пошел неестественным путем, ибо был направлен на организацию промышленной деятельности и отдельных ее видов не в рамках национального сообщества, а в масштабе сообщества более широкого, стремившегося «поглотить» итальянские национальные кадры и т. д. Мысль, требующая подробного и точного анализа.
Иностранная интеллигенция в Италии.
Для славянского мира посмотреть: Этторе Ло Гатто, «Италия в славянских литературах» (выпуски 16 сентября, 1 октября, 16 октября «Нуова антолоджиа»). Помимо чисто литературных отношений, определяемых книгами, есть много указаний на эмиграцию итальянских интеллигентов в различные славянские страны, особенно в Россию и в Польшу, и на их значение как деятелей местной культуры.
Следует рассмотреть, или по крайней мере упомянуть, еще одну сторону космополитической деятельности итальянской интеллигенции: Италия привлекала в свои университеты иностранных студентов и ученых, приезжавших с целью усовершенствования. В этом явлении иммиграции зарубежной интеллигенции в Италию следует различать два аспекта: иммиграция, цель которой – ознакомление с Италией как со страной-музеем, дающей знания об истории прошедших веков; такая иммиграция существовала всегда и продолжается до сих пор с большей или меньшей интенсивностью в разные периоды; и иммиграция с целью овладеть живой итальянской культурой под руководством современной итальянской интеллигенции: именно этот вид иммиграции иностранных интеллигентов должен стать предметом исследования. Почему и как произошло, что итальянцы начали эмигрировать за границу, а иностранные интеллигенты перестали приезжать в Италию? (Исключение составляет церковная интеллигенция, ибо ее обучение по-прежнему происходит в Италии, и до сих пор находятся желающие приехать сюда с этой целью, тут следует учитывать, однако, что римский центр приобрел относительно интернациональный характер.) Этот исторический момент имеет огромное значение; другие страны развивают свое национальное сознание и стремятся создать национальную культуру, средневековый космополитизм растворяется, территория Италии перестает быть центром международной культуры, но сами итальянцы не обретают национального сознания и итальянская интеллигенция продолжает заниматься космополитической деятельностью, отрываясь от своей земли и обосновываясь за границей.
Национальная слабость правящего класса.
До Французской революции, т. е. до того, как в Италии образовался национальный правящий класс, представители итальянской технической интеллигенции и руководящие кадры эмигрировали за границу и там вносили свой вклад в развитие европейских государств. После того как возникла национальная буржуазия и капитализм пришел к власти, началась эмиграция рабочего населения, которая способствовала росту прибавочной стоимости на предприятиях иностранных капиталистов: таким образом, слабость правящего класса всегда отрицательно сказывалась на развитии страны. Она явилась причиной отсутствия чувства дисциплины в итальянском народе, из-за нее Италия осталась страной муниципальной и не достигла более высокого уровня объединения, а итальянская экономика оказалась не в состоянии вернуть обратно эмигрировавшую рабочую силу, большая часть которой уехала навсегда, примкнув к другим нациям, и попала в зависимое положение.[442]
Закат космополитической роли итальянской интеллигенции.
Видимо, период упадка космополитической деятельности итальянской интеллигенции совпадает с временем расцвета авантюрных похождений XVIII века: наступает момент, когда Италия перестает поставлять в Европу специалистов, возможно это происходит потому, что в других странах появляется своя специализированная интеллигенция, а возможно и потому, что после XVI века в Италии рождается все меньше дарований, и теперь за границу в «поисках удачи» отправляются мошенники, на которых работает традиция. Эта проблема требует изучения и конкретизации.
Личности и нация.
В дополнение к вопросу о национальной гордости, связанной с изобретениями отдельных гениальных личностей, чьи открытия не нашли, однако, применения или не получили признания в их родной стране, можно сказать следующее: изобретения и открытия могут оказаться, и действительно часто оказываются, случайными, более того – отдельные изобретения могут быть связаны с культурными и научными течениями, зародившимися и получившими свое развитие в других странах, у других наций. Поэтому изобретение или открытие может считаться не случайным и не индивидуальным, а национальным, в том случае если изобретатель безусловно и самым тесным образом связан с организацией культуры, имеющей национальный характер, или же если изобретение совершенствуется, находит применение и получает развитие во всех возможных направлениях с помощью культурной организации родной страны изобретателя. Вне этих условий оказывается лишь «расовый» элемент, сущность которого неясна и может оспариваться любой страной и который в конечном итоге сливается с понятием так называемой человеческой природы. Таким образом, «национальной» может считаться такая личность, которая является продуктом конкретной национальной действительности, либо личность, стоящая у истоков определенного периода практической или теоретической активности нации. Следует также подчеркнуть, что новые открытия, не нашедшие себе применения, не обладают ценностью: «оригинальность» заключается не только в том, чтобы «сделать открытие», но и в том, чтобы его «углубить», «развить», «сделать достоянием общества», т. е. превратить в элемент всеобщей культуры: именно здесь начинает действовать коллективная национальная энергия, которая образуется из совокупности внутринациональных связей.
Итальянские военные специалисты и итальянское военное искусство.
Во время войны между Испанией и Фландрией в конце XVI века[443] значительную часть военно-технического персонала и инженерных войск составляли итальянцы. Среди них были такие знаменитые полководцы, как Алессандро Фарнезе герцог Пармский, Рануччо Фарнезе, Амброджо Спинола, Пачотто да Урбино, Джордже Баста, Джамбаттиста дель Монте, Помпео Джустиниано, Кристофоро Мондрагоне, и многие другие, менее известные. Укрепления в городе Намюр были построены двумя итальянскими инженерами: Габрио Серпеллони и Шипионе Кампи,[444] и т. д. (См. «Генерал итальяно-албанской кавалерии Джордже Баста» Эудженио Барбариха в «Нуова Антолоджиа» от 16 августа 1926 г.).
В этом исследовании о космополитической функции культурных слоев итальянской нации обязательно нужно учесть вклад военных специалистов, деятельность которых всегда носила более «национальный» характер. Этот вопрос влечет за собой другие: как формировались военные качества? Буржуазия коммун была, в известном смысле, военного происхождения, ибо ее классовая организация была изначально военной и она сумела прийти к власти благодаря своей военной функции. Эта военная традиция исчезает после ее прихода к власти, т. е. после того, как коммуна аристократическая превращается в коммуну буржуазную. Как это происходит и почему? Как и из кого формируются наемные войска? Каково было социальное происхождение большинства кондотьеров? Мне кажется, они были из обедневших аристократов, но из какой именно аристократии? Феодальной или финансовой? И т. д. Как появились эти полководцы в конце XVI века и в последующие века? И т. п.
Разумеется, тот факт, что итальянцы приняли активное участие в войнах Контрреформации, имеет важное значение, но воевали ли они и на стороне протестантов? Не следует путать деятельность военных специалистов с той ролью, которую сыграли, например, швейцарцы в качестве военных наемников, или немецкие рыцари во Франции (reitres),[445] или шотландские стрелки в той же Франции, потому что Италия дала не только военных специалистов, но и военных инженеров, политиков, дипломатов и т. д.
Барбарих (думаю, что сейчас он уже генерал) заканчивает свою статью о Баста такими словами: «Сорокалетняя практика участия в военных походах во время ожесточенных войн во Фландрии, Франции и Трансильвании помогла Джордже Баста на деле блестяще доказать правильность своей четкой и ясной теории, которая затем была взята на вооружение Монтекукколи. Сейчас настал момент, когда история требует, чтобы мы вспомнили об этом и упорно пропагандировали наши традиции, свидетельствующие об очевидном и безусловном превосходстве итальянского военного искусства в больших современных армиях».
Можно ли, однако, в данном случае говорить об итальянском военном искусстве? С точки зрения истории культуры, может быть, и небезынтересно знать, что Фарнезе был итальянцем, Наполеон – корсиканцем, а Ротшильд – евреем, но исторически их индивидуальная деятельность осуществлялась в масштабах того государства, к которому они поступили на службу, или в том обществе, в жизни которого они принимали участие. Пример евреев может помочь правильно оценить деятельность этих итальянцев, но лишь отчасти: на самом деле у евреев было гораздо сильнее развито чувство нации, чем у этого типа итальянцев, в их деятельности всегда присутствовала забота о судьбе нации, чего нельзя сказать об итальянцах. О национальной традиции можно говорить тогда, когда гениальная личность активно, т. е. политически и социально, участвует в жизни нации, к которой эта личность принадлежит,[446] когда она влияет на свой народ и формирует в его среде движение, которое и порождает традицию. Разве существует такого рода связь между Фарнезе и сегодняшней Италией? Преобразования, нововведения, изобретения, появившиеся в военном искусстве благодаря итальянским военным специалистам, являются достоянием французской, немецкой или австрийской традиции, в Италии же они стали номерами в картотеке.
Политическая эмиграция в средние века.
В какой степени расселение по всей Европе выдающихся и заурядных итальянских деятелей (но обладающих известной силой характера) было результатом внутрикоммунальной борьбы между фракциями, т. e. результатом политической эмиграции? Это явление продолжало существовать и во второй половине XIII века: борьба внутри коммун, приводящая к эмиграции побежденных фракций, борьба против княжеств, элементы протестантизма и т. д., вплоть до 1848 года, в XIX веке эмиграция приобретает новые черты, так как изгнанники становятся националистами и не желают ассимилироваться в тех странах, куда они иммигрируют (правда, не всевспомним Антонио Паницци, ставшего директором Британского музея и английским баронетом). Это обстоятельство следует учитывать, хотя оно, конечно, не является решающим.
Следует иметь в виду, что был и такой период, когда итальянские государи выдавали своих дочерей за иностранных правителей, и каждая новая королева итальянского происхождения увозила с собой за границу определенное число итальянских литераторов, художников, ученых (во Францию – Медичи, в Испанию – Фарнезе, в Венгрию и т д.) и, взойдя на трон, становилась центром притяжения.
Все эти факты должны быть изучены, и должно быть четко определено их значение, для того чтобы можно было установить, какова их роль в явлении эмиграции. В статье «Петрарка в Монпелье», опубликованной в «Нуова Антолоджиа» 16 июля 1929 года, Карло Сегре вспоминает, как сэр Петракко, изгнанный из Флоренции и поселившийся вместе с семьей в Карпентрасе, пожелал, чтобы его сын Франческо учился в Университете в Монпелье и изучал право. «Такое решение, судя по всему, было самым разумным, ибо в те времена правители и муниципальные правительства в Италии и на юге Франции испытывали сильную нужду в юристах, которых они использовали как судей, магистратов, послов и советников, не говоря уже о том, что юристы имели возможность заниматься частной практикой, делом менее почетным, но зато выгодным для тех, кто обладал соответствующей расторопностью». Университет в Монпелье[447] был основан в 1160 году юрисконсультом Пиачентино, который получил образование в Болонье и привез в Прованс методы преподавания Ирнерия (но был ли итальянцем этот Пиачентино? В таких случаях всегда требуется проверка, потому что итальянские имена могут оказаться прозвищами или итальянизированными иностранными именами). Многих итальянцев приглашали за границу организовывать университеты по образцу болонского, павийского и т. п.
Интеллигенция в Италии XVI века. Часть II
Интеллигенция в Италии XVI века
Феодальной реакции отвечала католическая реакция. Надзор испанской инквизиции и папской цензуры, полицейское ярмо всех видов и систем без устали работали во всех мелких государствах, переживших политический катаклизм 20-х и 30-х гг., и держали в тисках культурную жизнь. Наука, литература, искусство, философия, религия – все подчинялось железной указке. Противодействие этой указке подавлялось с беспощадной суровостью. Люди свободной религии, как Аонио Палеарио и Пьетро Карнесекки, люди свободной мысли, как Джордано Бруно, отправлялись на костры. Людей свободной науки, как Галилей, заставляли отрекаться от того, к чему они пришли путем эксперимента и анализа. Папский “Индекс запрещенных книг” осуждал на истребление труды лучших умов Италии. Искусство и его представители стояли особняком, за малыми исключениями. Архитектура и скульптура барокко и живопись мастеров Болонской школы отдали себя целиком служению церкви. Художникам, среди которых редки были идейные люди, вроде Микеланджело, и спрос на которых все же был больше, чем спрос на интеллигентов, ибо они содействовали внешней пышности, вообще было легче приспособиться, чем людям умственного труда. А артистическая богема мало думала о принципах и шла всюду, где ей платили. Зато итальянской интеллигенции приходилось переживать мучительно-трудную полосу.
Когда новая культура вышла из стадии бессознательного процесса и стала отливаться в четкие формулы, появление людей, целиком отдавших себя пропаганде новых идей, стало необходимостью. Интеллигенция была явлением совершенно новым. Этого вида общественного служения не знали средние века. Средние века знали рыцаря, который был призван защищать общество, знали духовное лицо, облеченное заботами о душе, а иногда и о теле человечества. Но светского ученого, светского проповедника, светского учителя не знали. Он явился вместе с новой культурой, чтобы служить ей и ее пропагандировать. Это был гуманист, и несладко было на первых порах его существование, ибо ему приходилось на своем хребте выносить тяжесть первой борьбы за право на интеллигентский труд. Только сверхъестественная способность приспособляться, только гибкость, доходившая порой до морального безразличия, помогли гуманистам выполнить свою историческую миссию, и они ее выполнили. Унижаясь перед королями, князьями, вельможами, попрошайничая у пап и прелатов, пресмыкаясь везде, где звенело золото, гуманисты вбивали в сознание имущих и командующих, а через них и всего общества идею важности и великого значения интеллигентского труда. Их усилия увенчались успехом. Власть имущие не раз имели случай испытать и моральную силу, и практическую мощь главного ремесла гуманистов, литературы, одинаково искусно умевшей заклеймить и превознести, разразиться инвективою и пропеть панегирик. Они поняли, что золото, не очень щедро расходуемое на гуманистов, отнюдь не пропадает даром, что эти издержки приносят не только славу мецената, но и прямую выгоду.
Так, постепенно интеллигенция начала становиться на ноги. Ее представителей, которых вначале склонны были третировать, стали серьезно побаиваться, особенно с тех пор, как подоспело на подмогу интеллигенции и стало быстро получать распространение книгопечатание. Но в Италии вследствие условий, о которых только что говорилось, первые десятилетия Чинквеченто стали началом глубокого кризиса для интеллигенции. Окруженная со всех сторон рогатками и указками, потерявшая способность свободно разбираться в требованиях времени, она утратила творческий порыв. Гуманисты, которые в XV веке чувствовали себя общественно-необходимой группой на службе у свободных республик или у культурных тираний, никому больше не были нужны. Чем дальше, тем этот кризис становился острее, потому что в первые десятилетия XVI века свободных республик не стало совсем, а количество дворов сделалось значительно меньше. Сначала железная метла Цезаря Борджа, очистившая Романью от бесконечного множества тираний, потом наступление Испании и папства, сокрушившее последние республики – Сиена пала в 1555 г., – и тоже на малое количество мелких монархий, сильно ослабили спрос на интеллигентский труд. Интеллигенция привыкла быть там, где власть и богатство, привыкла работать по определенному заказу, за наличный расчет. Всего этого теперь почти не осталось. Стояла еще на своей лагуне Венеция, и там интеллигенция могла еще жить и работать, но Венеция была одна. Папство после Sacco 1527 г. и особенно после смерти Климента VII, увлеченное контрреформационной борьбой, прокляло меценатство, из-за которого Лев X проглядел Лютера. Медичи в Тоскане укрепляли свою новую власть, вице-король Неаполитанский и наместник Ломбардии, как истые испанцы, ничего не понимали в деле покровительства науке и литературе.
Правда, еще сохраняли самостоятельность три мелкие тирании, блиставшие в первые три десятилетия XVI века как притягательные центры для интеллигенции: Феррара, Мантуя, Урбино. Но, по мере укрепления католической реакции, меценатство падало и в них. Урбино после Елизаветы (Элизабетты. – Ред.) Гонзага, Мантуя после Изабеллы д”Эсте не привлекают уже никого. Феррара дольше сохраняла старые традиции. В Ферраре герцогиня Рената пробовала давать приют не только Клеману Маро, но и Кальвину. На феррарский двор упали еще поздние отблески изящного таланта Гуарини и бурного, нездорового гения Торквато Тассо. Но культура, там царившая, была уже иная, чем раньше. Двор Лоренцо Великолепного, двор папы Льва X, двор Лодовико Моро жили буржуазной культурой. При Елизавете Гонзага и при Франческо Мария и Урбино Кастильоне, как чуткий писатель и классовым образом заинтересованный человек, предчувствовал иные влияния, а двор Эрколе II в Ферраре жил уже самой настоящей феодальной культурой. И поскольку культура не умерла при других дворах, всюду было то же. Иначе не могло быть. И, кроме Венеции, нигде не было достаточно мощных и достаточно культурных общественных классов, для которых интеллигентский труд явился бы необходимостью и которые могли бы сколько-нибудь длительно поддерживать спрос на культурную работу и на работников культуры.
Было совершенно естественно, что деятельность гуманистов пришла в упадок. Университеты попали под подозрение и заглохли, и если их не закрывали окончательно, то только потому, что они не имели уже никакого влияния. Исконная область блестящих успехов итальянской гуманистической науки, филология, в которой Италия была учительницей Европы, почти перестала разрабатываться. Центры занятий классическими науками переместились за Альпы, и не стало в Италии никого, кто бы мог равняться с такими учеными, как Рейхлин и Эразм в Германии, как Гагэн и Бюде во Франции, как Гросин и Колет в Англии. В философии итальянцы вплоть до Джордано Бруно не создали ничего оригинального и пережевывали только мотивы старой полемики между платонизмом и аристотелизмом. И даже такой мыслитель, как Пьетро Помпонаццо, больше прославился тем, что за ним охотилась инквизиция, чем живым творчеством в области мысли. Процветали только такие дисциплины, которые имели практическое значение, напр. история, ибо она вдвойне имела в то время практический смысл: как способ путем панегириков и нужного власть, имущим освещения сделать карьеру – “золотое перо Джовио” – и как наука, заключающая в себе много ценных указаний для политики. Поэтому так много представителей интеллигенции посвящают себя историческим трудам: Джовио, Веттори, Брут, Питти, Нарди, Варки, чтобы назвать только крупных, и самый крупный в этой плеяде после Макиавелли – Франческо Гвиччардини, трезвый реалист, безыдейный, часто до цинизма практик [25]. Общий уровень знаний, который стоял так высоко у старой итальянской буржуазии и у итальянской интеллигенции, теперь часто не выдерживал сравнения с тем, что было на севере. Если, например, взять географию, область, где итальянцы сделали от Марко Поло до Колумба столько великих открытий, то она пробавлялась жалким лепетом и детскими фантазиями в то время, как на севере уже привыкали к большой научной точности. Сравните хотя бы уровень географических знаний в двух современных поэмах: в “Неистовом Роланде” и в “Пантагрюэле”. Рабле, ученый-естественник, заставляет путешествовать своего героя, строго следя по точной карте за каждым его этапом. А герои Ариосто переносятся с одного конца света на другой, безжалостно коверкая географию, путаясь между востоком и западом, между землей и луной, подчиняясь только необузданной фантазии поэта.
Понижение уровня знаний, понижение идейного уровня, понижение научной продуктивности – вот что характеризует ярче всего состояние итальянской интеллигенции в первой половине XVI века. Нет ничего удивительного, что гуманист, еще не так давно пользовавшийся значительным социальным весом и огромным почетом, стал подвергаться осмеянию в комедиях, где он зачастую чрезвычайно непочтительно зовется педантом.
Гуманистов клеймили за утопическую – навыворот – мысль: сохранить господство в литературе за латинским и греческим словом, за высокомерное гонение на volgare в момент победного расцвета именно итальянской литературы. Еще более жалкая судьба постигла доктора прав, болонского юриста, который два века назад был так нужен, чтобы снабжать четкими юридическими формулами порожденную экономикой область хозяйственного права. Им завладела Комедия масок, которая начала его трепать по подмосткам всех европейских сцен.
Загрузка...